Советский бутик

Илья Eрeмeeв — свят, нo кaкoй-тo oсoбoй, дeтскoй, прoстoдушнoй святoстью: вoт уж ктo — кaк вoльтeрoв «прoстoдушный» — ничeму нe учился, a пoтoму нe имeeт прeдрaссудкoв. Вoкруг пьeс Вaмпилoвa вoзниклo мнoгo лeгeнд — oт пoэтизaции прoвинциaльнoгo бытa, к кoтoрoй будтo бы oн был склoнeн, дo крушeния идeaльнoгo oбрaзa. Скoрee, oднaкo, этa дoлжнoсть мoглa oтврaтить oт дрaмaтургии: шуткa ли, двeсти пьeс в гoд — тaкoв был тoгдa сaмoтeк в тeaтрe! Дa и в прoзe я бoльшe всeгo люблю диaлoг — рeaльнoсть, жизнь, дeйствиe, и пoрoю — признáюсь, грeшeн! Из oднoй eщe сoвeтскoй стaтьи я дaжe узнaл, чтo тeпeрь — пoслe изнaсилoвaния — Вaлeнтинa нaвсeгдa пoтeрянa для Шaмaнoвa. Сoсeди пo гoстиницe в «пoмoщи» oткaзывaют, зaтo aгрoнoм Xoмутoв — «aнгeл» — прeдлaгaeт стo рублeй. Шaмaнoву нужнa былa Вaлeнтинa для душевного возрождения, теперь Валентине нужен Шаманов для нравственного, что ли, выпрямления. водевиль? Один из героев Вампилова высаживает в Сибири на косогоре альпийскую траву — приживется или нет? Богородицу из себя выламывал, доброго человека! Здесь сразу же два праведника — таежный житель эвенк Илья Еремеев и удивительная, не от мира сего, девушка Валентина. Однажды меня попросили отобрать пьесу Островского к его юбилею — я залпом прочел все сорок семь его пьес, и ощущение чего-то грандиозного и необозримого не проходит у меня до сих пор. — пропускаю описания. Святой — святоша! — закрепила его место в искусстве. ​— Не истреблю, если найду там сорок пять. мелодрама? А какие от него производные! Один раз даже Павел стреляет в Шаманова — осечка. У нас нет культуры чтения драматургии — читатель рассматривает ее как подмалевок либо эскиз к театральному представлению. пьяный? Как раз я люблю читать пьесы. Двум севшим на мель командировочным нужна трешка, чтобы опохмелиться. Лихая советская, а теперь вот, post mortem, российская современность проверяется общечеловеческими измерениями, словно бы с нее берется проба — соответствуют ли выбранные Вампиловым в герои грешники привычным и прекрасным принципам добра, человечности, сострадания, мужества и любви или нет? Искусить, соблазнить, совратить «праведника», расшатать его пьедестал, свести на нет его деятельность, переделать по своему образу и подобию — иначе жить «грешнику» невмоготу. Гоголь писал о неравных уделах и об уделе быть передовою, возбуждающею силой общества. Вот тут и начинается всеобщая нервотрепка: сумасшедший? Зачем дуб, когда есть желуди? Подпольная, кулуарная при жизни, его слава после смерти стала открытой и повсеместной. Что это — домысел критика-совка или недомолвка драматурга?​ ​
Может быть, все дело в многоточиях и обрывах Александра Вампилова? Так, на самом краю трагедии разворачиваются все анекдотические сюжеты Александра Вампилова. Оправдано ли наше бытие в мире присутствием в нем праведников? Уж не ангел ли ты небесный, прости меня, Господи?! Бесперспективность этих починок очевидна, и тем не менее Валентина с какой-то оголтелой упертостью продолжает свой сизифов труд. Вряд ли. Добавляет — все равно не берет. Читатель пьесы — лучший ее режиссер. — Зачем же ты людям нервы трепал, а? ​​​​Нью-Йорк. — Может быть, найдется там сорок?.. Драма — это трагедия без катарсиса, занавес в ней падает до преображения героев. — Он всех нас оскорбил! «Ну, — говорит, — дело прошлое, а скажи-ка ты теперь мне, дорогой товарищ: сколько тебе тогда дать надо было?» «Грешник» копит деньги, покупает машину, дачу и снова приходит к «праведнику»: возьми! В благочестивых ты благочестив и в неправедных неправеден… Но святой — святыня! У Пушкина есть стихотворение о встрече демона с ангелом. Такова реакция окружающих на явление «ангела». Под угрозой дальнейших истязаний Хомутов дает правдоподобное «признание»: шесть лет не посылал матери деньги, она умерла, и он решил отдать их первому, кто в них нуждается больше, чем он. Добро притворяется злом
Нет, не пример для подражания — человек не обезьяна, а люди не ангелы, — но, может быть, маяк, или вектор, или просто корректив к нашему пути по жизни. ​Добрый человек из Сезуана? Агронома оскорбляют, избивают, связывают и допрашивают. Зачем дуб, когда есть желуди? Менее всего я хочу приписать Вампилову некий этический императив, моральный ригоризм, нравственную риторику. Все начинается с анекдота, который, однако, грозит превратиться в трагедию. Второй из «Провинциальных анекдотов» Вампилова так и называется — «Двадцать минут с ангелом». «Утиная охота» начинается со зловещего розыгрыша — друзья посылают Зилову похоронный венок, но Зилов неожиданно и в самом деле решает покончить с собой. В «Прощании в июне» Букин и Фролов «играют» в ревность, игра внезапно переходит в серьезное «окончание», они идут стреляться, но дуэль кончается убийством… Сконструированный этот герой помещен в реальную ситуацию окрестной действительности. В драме те же бездны, тот же ужас, но без очищающего разрешения. Пусть Шекспир писал для театра, а все равно драматургия — это прежде всего литература и только потом театр. Помимо реальности и в непосредственном соседстве с ней — ее концептуальная выжимка, отстоявшийся вывод, этическое резюме. Откуда ты явился? Самое поразительное, однако, что физическое насилие словно бы и не затронуло Валентины — она остается прежней, скверна не коснулась ее, она прошла сквозь это страшное в ее жизни событие незапятнанной. Получив по совокупности — недостача в магазине плюс взятка — десять лет и честно отсидев их, «грешник» возвращается в родной город и встречает ревизора. То же самое делал Пушкин в «Повестях Белкина»: трагические сюжеты с хеппи-эндами. Этим взятым силой «обещанием» пьеса кончается — чем кончилась эта история в действительности, читатель может строить только догадки. Та же «Барышня-крестьянка» с влюбленными из враждующих семей — счастливый вариант «Ромео и Джульетты». Судьба слова во времени витиеватая, путаная, противоречивая. Modus Vivendi
Прочитанный насквозь Александр Вампилов предстает не только как искусный драматург и честный исследователь жизни, но еще и как философ — создатель собственной нравственной модели. Эвенк проходит стороной, на периферии сюжета — немыслимая все-таки в современном мире самоизоляция от реальных конфликтов. Тридцать, двадцать, десять, один: Лот (женщины в счет в те ветхие времена не шли). Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? Зачем тогда читать, когда можно смотреть? В том, что он пошел по новому, неизведанному (или забытому?) пути, показывая человеческие драмы, которым нет ближайшего разрешения? Палисадник расположен на пути в столовую и, как говорит один из героев, мешает рациональному движению. идеалист? Зритель/читатель весь в напряжении, ожидает самого худшего, но худшего не случается, и мы избавлены от трагического ужаса. Он вообразил себя Иисусом Христом. Может быть, это самый современный вид литературы: динамичный, действенный, сквозной. — Может быть, до пятидесяти праведников не достанет пяти, неужели за недостатком пяти Ты истребишь весь город? Может быть, дело в том, что пять лет я отбарабанил в театре завлитом. Жаль, что нет театра, в котором шли бы все его пьесы. И все равно, религиозное содержание из слова выветрилось, зато человеческое — осталось. Оклеветал! Я помню, как стояли невостребованными в библиотеках томики Евгения Шварца и Александра Володина, в то время как на спектакли по их пьесам билеты рвали с руками. — Звоните в больницу. В «Прощании в июне» рассказана притча о взяточнике (грешнике) и ревизоре (праведнике). Трагическая смерть — вот парадокс! притча? Что более внятно, правдоподобно и безопасно. Вампилов не указывает, в чем же истинная изнанка поступка Хомутова — в бескорыстии или угрызениях совести? Наплевал нам в души! Что — верно. Ее образу придан символ — нарочитый, слишком прямой, но характерный: она все время чинит ограду палисадника, которую ломают лихие прохожие. С перепугу «грешник» отдает все, что у него есть, — и снова нарывается на отказ. И есть ли в этом одичавшем обществе место для праведников? Испуганный Калошин в «Истории с метранпажем» притворяется больным, но в этот момент с ним случается настоящий сердечный приступ. Создавая свою модель, он исходит из реальности и ни разу о ней не забывает, но ею не ограничивается. И именно в этот трагический момент ее жизни душевно возродившийся Шаманов ее бросит? В любом случае, однако, чистое добро в этом водевиле вынуждено притвориться раскаявшимся злом. ​Христос из легенды о Великом Инквизиторе? В чистом виде ничего в природе не встречается — мир ищет соединений, компромиссов. Вампилов ставит опыт, варьируя его в сюжетах: что изменится в результате этого явления — грешный наш мир или само это ангелическое существо? Праведник, без которого не стоит село, а по утверждению Солженицына — ни город, ни вся земля наша? ​Колеблется само понятие жанра у Вампилова — драма? Не жизнь, но образ жизни — modus vivendi. Не так-то все, однако, просто… Слово «святой» в русском языке скорее прилагательное, чем существительное. «Грешник» работает в мясном магазине — людей не обижает и себя не забывает. А писателя надо читать подряд, всего, насквозь — чтобы отделить постоянное от случайного, личное от заемного, лейтмотив от оговорки. Все с ним прощаются — типичная сцена «у постели умирающего», но приступ проходит, и Калошин решает начать новую жизнь. Зерно должно упасть в землю, чтобы прорасти. Водевильный сюжет переведен им в драматический регистр, но, доведя сюжет до кульминации, Вампилов спускает его на тормозах — трагедия могла произойти, но, к счастью, не произошла или отложена на неопределенный срок. Из всех пьес Вампилова эта — самая милитаризованная: пистолет у Шаманова, охотничье ружье у Павла, дробовик у отца Валентины. В «Старшем сыне» (в параллель «Старшей сестре» Володина) Васенька грозится убить Макарскую и в самом деле в конце концов поджигает ее дом, застав с ухажером, но все остаются живы, и сцена с погорельцами вызывает смех, а не слезы. У нас нет привычки к чтению пьес. Но праведник выгоняет его из дома. Мне бы хотелось, однако, поговорить о пяти пьесах Александра Вампилова так, словно трагической этой «иркутской истории» не было вовсе, — поговорить о Вампилове как о живом, отделить искусство от смерти, от моды, от китча. Воистину нельзя объять необъятное. ​Иегова из библейского мифа — неузнанный, непризнанный, изгнанный? С Валентиной случилось жестокое несчастье, но почему оно должно стать преградой для любви Шаманова? сороки: агнец на месте Исаака, да? Тогда друзья берут с него слово, что он употребит охотничье ружье по назначению и пойдет с ними на утиную охоту. Нагрянувшему как снег на голову ревизору «грешник» предлагает взятку — тот не берет. Павел совершает преступление: насилует Валентину. Какой породы этот человек — ангелической или человеческой? Его бескорыстие повергает всех в недоумение и уныние: оно необъяснимо, беспричинно, не укладывается в обычную норму поведения. В каждой пьесе Александра Вампилова неприкаянно бродит среди прочих персонажей некий сверхположительный персонаж, этакий князь Мышкин, праведник, святой. Валентину любят сразу двое — усталый, сдавшийся Шаманов и дикий, необузданный Павел. Судьба грешного Содома обсуждалась двумя небезызвестными лицами, они торговались, как два еврея на базаре, но товар того стоил! Идеал не сокрушен и не совращен, но совмещен с реальностью, откорректирован ею, пусть даже трагически. На мой взгляд, чудовищная какая-то, античеловеческая позиция, когда домостроевские предрассудки довлеют над элементарными моральными понятиями. Валентина, напротив, вполне реальна, но только иной реальностью, чем окрестный мир. Может быть, книга его избранного заменит нам такой театр? Самая страшная история рассказана Вампиловым в последней его пьесе «Прошлым летом в Чулимске». Ходасевич делал из этого парадоксальный вывод: драма безысходнее трагедии. — Да откуда ты такой красивый? — Если Я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу все место сие. Это мания величия, определенно. жулик? — Неужели Ты погубишь праведного с нечестивым? «Белой гвардии» Булгакова я предпочитаю написанную по мотивам этого романа его пьесу «Дни Турбиных». Ну? Никто никого не убивает, но гнусное надругательство над человеческой личностью совершено. Добро можно нести в мир, только соединившись с людьми — такими, какие они есть. Валентина любит Шаманова, но из жалости к Павлу идет с ним на танцы. Ведь чем драма отличается от трагедии? Его надо изолировать и немедленно!